— Лидочка, у меня поручение к вам от одной антрепренерши, Дашковской Евгении Людвиговны… Она
ставит спектакли на Пороховых Заводах каждую субботу и просила меня пригласить молодую артистку, так как ее постоянная драматическая актриса уехала в провинцию. И я выбрала вас. Надеюсь, что вы оправдаете мою рекомендацию и справитесь с драматической ролью. Это одноактная вещь: «Нежданный гость», перевод с французского… Но роль — прелесть. Вы не откажетесь, конечно, Лидочка?
Неточные совпадения
В 1879 году мальчиком в Пензе при театральном парикмахере Шишкове был ученик, маленький Митя. Это был любимец пензенского антрепренера В. П. Далматова, который единственно ему позволял прикасаться к своим волосам и учил его гриму. Раз В. П. Далматов в свой бенефис
поставил «Записки сумасшедшего» и приказал Мите приготовить лысый парик. Тот принес на
спектакль мокрый бычий пузырь и начал напяливать на выхоленную прическу Далматова… На крик актера в уборную сбежались артисты.
Кружок
ставил — с разрешения генерал-губернатора князя Долгорукова, воображавшего себя удельным князем и не подчинявшегося Петербургу, —
спектакли и постом, и по субботам, но с тем только, чтобы на афишах стояло: «сцены из трагедии „Макбет“, „сцены из комедии „Ревизор“, или «сцены из оперетты “Елена Прекрасная"“, хотя пьесы шли целиком.
Общество уже настолько разнообразно и интеллигентно, что в Александровске, например, в 1888 г. могли в любительском
спектакле поставить «Женитьбу»; когда здесь же, в Александровске, в большие праздники, по взаимному соглашению, чиновники и офицеры заменяют визиты денежными взносами в пользу бедных семейных каторжных или детей, то на подписном листе обыкновенно число подписей доходит до 40.
— Гамлета уж я, Яков Васильич, оставил, — отвечал студент наивно. — Он, как вы справедливо заметили, очень глубок и тонок для меня в отделке; а теперь — так это приятно для меня, и я именно хотел, если позволите, посоветоваться с вами — в одном там знакомом доме устраивается благородный
спектакль: ну, и, конечно, всей пьесы нельзя, но я предложил и хочу непременно
поставить сцены из «Ромео и Юлии».
— Мы хотим домашний
спектакль поставить, — я мальчишкой буду, а он девицей, и это будет ужасно забавно.
Со строгим выбором брала Шкаморда актеров для своих поездок. Страшно боялась провинциальных трагиков. И после того как Волгин-Кречетов напился пьяным в Коломне и переломал — хорошо еще, что после
спектакля, — все кулисы и декорации в театре купцов Фроловых и те подали в суд на Шкаморду, она уже «сцен из трагедий» не
ставила и обходилась комедиями и водевилями.
Помню курьез. В числе любителей был в Москве известный гробовщик Котов. Недурно играл.
Поставил он «Свадьбу Кречинского» и сам играл Кречинского. Зал бушевал, аплодируя после первого акта, ведь после каждого
спектакля Котов угощал публику ужином — люди все были свои.
Она не играла, но на репетициях для нее
ставили стул на сцене, и
спектаклей не начинали раньше, пока она не появлялась в первом ряду, сияя и изумляя всех своим нарядом.
Между нами сказать, я бы этой пиесы никогда не
поставил: какой-то тривиальный фарс… смешна и больше ничего; но мне хочется это сделать для столицы — в Москве она очень всех смешила; придется, может быть, своим знакомым написать, что у нас был
спектакль, давали «Женитьбу», там этого и довольно: все восхитятся!
Граф тогда всю знать к себе в театр пригласил (мест за деньги не продавали), и
спектакль поставили самый лучший. Любовь Онисимовна должна была и петь в «подпури», и танцевать «Китайскую огородницу», а тут вдруг еще во время самой последней репетиции упала кулиса и пришибла ногу актрисе, которой следовало играть в пьесе «герцогиню де Бурблян».
Но все-таки я не видал до зимы 1860–1861 года ни одного замечательного
спектакля, который можно бы было
поставить рядом с тем, что я видел в московском Малом театре еще семь-восемь лет перед тем.
Когда я сам сделался рецензентом, я стал громить и то и другое. И действительно, при разовой плате актеры и актрисы бились только из-за того, чтобы как можно больше играть, а при бенефисном режиме надо было давать каждую неделю новый
спектакль и
ставить его поспешно, с каких-нибудь пяти-шести репетиций.
И меня втянули в эти
спектакли Пассажа. Поклонником красоты Споровой был и Алексей Антипович Потехин, с которым я уже водил знакомство по дому Писемских. Он много играл в те зимы — и Дикого, и городничего. Мне предложили роль Кудряша в"Грозе", а когда мы
ставили"Скупого рыцаря"для такого же страстного чтеца и любителя А-А.Стаховича (отца теперешних общественных деятелей), то я изображал и герцога.
Там я
ставил впервые в Дерпте комедию Островского"Не в свои сани не садись", где играл Бородкина, и этот памятный тамошним старожилам
спектакль начался комическими сценами из шекспировского"Сна в летнюю ночь"в немецком переводе Тика; а мендельсоновскую музыку исполнял за сценой в четыре руки сам С.Ф. с одним из бывших"рутенистов", впоследствии известным в Петербурге врачом, Тицнером.
— Вот что, — продолжал Пирожков, — на святках будет тут сборный
спектакль. Мне старшина сейчас говорил. Не начать ли прямо с попытки. Можно и «До поры — до времени»
поставить. Как вы думаете?
Скоро экзамен. Опять «Прохожий» и «Севильский цирюльник» выступают на сцену. Мы будем разыгрывать то и другое в костюмах и гриме перед публикой в школьном театре в конце апреля. Но до этого еще предстоят экзамены по научным и другим предметам. Последние экзамены, потому что в будущем году их уже больше не будет. Будут только практические занятия и постановка пьес: на третьем
ставят без конца
спектакли.
Ее профессор, как громко именовал себя Марин, не запрещал ей лицедейство даже
ставил большинство
спектаклей с ее участием, — конечно, не безвозмездно.